|
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ХОДИЛ ПО
ВОДЕ
Один ограниченный дервиш
из религиозно-аскетической школы прогуливался по берегу реки, размышляя над
моральными и схоластическими проблемами, ибо в школе, к которой он принадлежал,
суфийские учения применялись именно в таком духе. Сентиментальную религию дервиш
принимал за поиски конечной истины.
Вдруг чей-то громкий
голос, донесшийся с реки, прервал его размышления. Он прислушался и услыхал
дервишский призыв. "Этот человек занимается бесполезным занятием, - сказал он
себе, - потому что неправильно произносит формулу. Вместо того, чтобы
произносить "йа ха", он произносит "а йа ха".
Подумав немного, дервиш
решил, что как более внимательный и прилежный ученик, он обязан научить этого
несчастного, который, хотя и лишен возможности получать правильное указание (от
постоянного учителя), все же изо всех сил, по-видимому, старается привести себя
в созвучие с силой в этих звуках.
Итак, он нанял лодку и
поплыл к острову, с которого доносился голос. На острове в каменной хижине он
увидел человека в дервишской одежде,
время от времени громко
повторявшего, все так же неправильно, посвятительную формулу.
- Мой друг, - обратился к
нему первый дервиш, - ты неправильно произносишь священную фразу. Мой долг
сказать тебе об этом, ибо приобретает заслугу как тот, кто дает совет, так и
тот, кто следует совету. - И он рассказал ему, как надо произносить призыв.
- Благодарю тебя, -
смиренно ответил второй дервиш.
Первый дервиш сел в лодку
и отправился в обратный путь, радуясь, что совершил доброе дело. Ведь кроме
всего прочего, он слышал, что человек, правильно повторяющий священную формулу,
может даже ходить по воде. Такого чуда он ни разу в своей жизни не видел, но
почему-то верил, что оно вполне возможно.
Некоторое время из
тростниковой хижины не доносилось ни звука, но дервиш был уверен, что его усилия
не пропали зря.
И вдруг до него донеслось
нерешительное "а йа" второго дервиша, который опять по-старому начинал
произносить звуки призыва.
Дервиш начал было
размышлять над тем, до чего же все-таки упрямы люди, как отвердели они в своих
заблуждениях, и вдруг замер от изумления: к нему прямо по воде, как по суху,
бежал второй дервиш. Первый дервиш перестал грести и, как завороженный, не мог
оторвать от него взгляда. Подбежав к лодке, второй дервиш сказал: "Брат, прости,
что я задерживаю тебя, но не мог бы ты снова разъяснить мне, как должна по всем
правилам произноситься формула? Я ничего не запомнил".
На русском мы можем
передать лишь одно из многих значений этой сказки, потому что в арабских текстах
обычно используются омонимы - слова, одинаковые по звучанию, но имеющие разный
смысл. Такое свойство языка свидетельствует о том, что он достался нам от более
древних культур и предназначен для того, чтобы глубже описывать сознание, а
также нечто, связанное с внешней моралью.
Кроме того, что это
сказание представлено в популярной литературе, находящейся в обращении на
Востоке, оно встречается в дервишских манускриптах, иногда очень древнего
происхождения.
МУРАВЕЙ И СТРЕКОЗА
Благоразумный и упорный
муравей смотрел на цветочный нектар, как вдруг с высоты на цветок ринулась
стрекоза, попробовала нектара и отлетела, потом подлетела и опять присосалась к
цветку.
- И как только ты живешь
без работы и без всякого плана? - сказал муравей. - Если у тебя нет ни реальной,
ни относительной цели, какова же особенность твоей жизни и каким будет ее конец?
Стрекоза ответила:
- Я счастлива и больше
всего люблю удовольствия. Это и есть моя жизнь и моя цель. Моя цель - не иметь
никаких целей. Ты можешь строить для себя какие угодно планы, но ты не сможешь
убедить меня в том, что я несчастлива. Тебе - твой план, а мне - мой.
Муравей ничего не ответил,
но подумал: "То, что для меня очевидно, от нее скрыто. Она ведь не знает, каков
удел муравьев. Я же знаю, каков удел стрекоз. Ей - ее план, мне - мой".
И муравей пополз своей
дорогой, ибо сделал все, что было в его силах, чтобы предостеречь стрекозу.
Прошло много времени, и их
дороги опять сошлись.
Муравей заполз в мясную
лавку и, примостившись под чурбаном, на котором мясники рубили мясо, стал
благоразумно ожидать своей доли. Вдруг в воздухе появилась стрекоза. Увидев
красное мясо, она стала плавно снижаться на чурбан. Только она уселась, огромный
топор мясника резко опустился на мясо и разрубил стрекозу надвое.
Половинка ее тела
скатилась вниз, прямо под ноги муравью. Подхватив добычу, муравей поволок ее в
свое жилище, бормоча себе под нос:
"Твой план закончился, а
мой продолжается. "Тебе - твой план" больше не существует, а "мне - мой"
начинает новый цикл.
Наслаждение казалось тебе
важным, но оно мимолетно. Ты жила ради того, чтобы поесть и в конце концов самой
быть съеденной. Когда я тебя предостерегал, ты решила, что я брюзга и отравляю
тебе удовольствие".
Почти такая же притча
встречается в "Божественной книге" Аттара, хотя там она имеет несколько иное
значение. В настоящем варианте сказание было рассказано одним бухарским дервишем
возле гробницы эль-Шаха Баха ад-дина Накшбанди семь столетий назад. Она взята из
суфийской записной книжки, сохранившейся в Великой мечети Джалалабада.
СКАЗАНИЕ О ЧАЕ
В древние времена рецепт
приготовления чая был известен только в Китае. Слухи о чае распространились по
всему свету, дошли до мудрецов и невежд, и каждый пытался как можно больше
узнать о нем, в соответствии с тем, каким он его себе представлял.
Король Инджа ("здесь")
снарядил в Китай посольство, которое получило от китайского императора немного
чая для своего правителя. Но, увидев, что даже простые китайские крестьяне пьют
чай, посланники Инджа решили не привозить своему королю столь грубый напиток; к
тому же они были убеждены, что китайский император обманул их и вместо небесного
напитка подсунул какую-нибудь дрянь.
Между тем величайший
философ из Анджа ("там") собрал все, какие только мог, сведения о чае и пришел к
выводу, что это некая субстанция, которая в самом деле существует, но редко
встречается и принадлежит к порядку вещей, мало известных. Ибо ничего
определенного о нем нельзя было сказать: трава это или вода, зеленый он или
черный, горький или сладкий?
В странах Кашиш и Бебинев
люди на протяжении целых столетий испытывали все травы, какие им только
попадались. Многие травы оказались ядовитыми, чем весьма разочаровали своих
исследователей. А так как никто не завез в их земли семена чайных кустов, все их
поиски были тщетными. Они также перепробовали всевозможные жидкости, но с тем же
успехом.
На территории Мазхаба
("сектантство") при исполнении религиозных обрядов процессия жрецов перед толпой
верующих провозила небольшой ларь, наполненный чаем. Но никому и в голову не
приходило приготовить из него напиток. Они даже не знали, как это делается. Все
были убеждены в том, что чай сам по себе обладает магическими свойствами.
Однажды один мудрый человек сказал: "Вы, невежды! Залейте его кипящей водой!" Но
его тут же схватили и распяли, потому что, согласно их вере, такие действия
могли бы разрушить свойства чая. Подобный совет мог дать только отъявленный
еретик и враг религии.
Незадолго до гибели мудрый
человек раскрыл секрет приготовления чая небольшому кругу людей. Этим людям
удалось сохранить немного чая, и они тайно приготовляли его и пили. Один
человек, застав их за чаепитием, спросил: "Что вы делаете?" Они ответили ему:
"Это лекарство, которым мы лечимся от одной болезни".
Итак, одни видели чайные
кусты, но не обращали на них никакого внимания. Другим его предлагали
испробовать, но они отказывались, полагая, что это напиток для простых людей.
Третьи владели чаем, но вместо того, чтобы пить его, поклонялись ему. За
пределами Китая лишь несколько человек пили чай, да и то в строгой тайне.
Но вот пришел человек
знания и сказал купцам, занимавшимся чайной торговлей, любителям чая и другим:
- Тот, кто испытал, -
знает. Кто не испытал - не знает. Вместо того, чтобы произносить пустые речи о
небесном напитке, предлагайте его людям на ваших пирах. Те, кому чай понравится,
попросят еще. Те, кому он не понравится, продемонстрируют, что недостойны
сделаться его почитателями. Закройте же лавки красноречия и таинственности и
откройте чайханы опыта.
Итак, от города к городу,
от села к селу потекли по Шелковому Пути караваны с чаем. Купцы, чем бы они ни
торговали - нефритом, драгоценными камнями или шелком, - останавливаясь на
отдых, приготавливали чай, если умели, и предлагали его местным жителям - знали
те о нем или нет. Так появились чайханы, которые строились на всем пути от
Пекина до Бухары и Самарканда. И те, кто пробовали, - узнали.
Вначале, как всегда
бывает, чаем заинтересовались только великие и проницательные мыслители, давно
искавшие небесный напиток.
Прежде их отношение к чаю
сводилось к таким стереотипным фразам: "Но ведь это обыкновенная сушеная трава"
или "Почему ты кипятишь воду, чужестранец? Ведь я прошу у тебя небесного
напитка". А иные из них говорили: "Как мне знать, что это такое? Докажите, что
это чай. Да и цвет вашей жидкости не золотой, а коричнево-желтый".
Но когда истина сбросила с
себя покров тайны, и чай стал доступен всем, кто хотел его попробовать, роли
людей поменялись, и те, кто высказывались теперь подобно этим мудрецам,
оказались в дураках.
Такая ситуация сохраняется
и по сей день.
Всевозможные напитки
традиционно символизируют в литературе поиск высшего знания.
Кофе, самый новый из
общепринятых напитков, был открыт дервишским шейхом Абу аль-Хасаном Шадхили в
Менке (Аравия).
Хотя суфии и другие люди
вполне ясно заявляют, что "магические напитки" (вино, вода жизни) являются
аллегорией особого опыта, буквалисты склонны верить, что происхождение подобных
мифов связано с открытием наркотических или опьяняющих свойств алкоголя. По
мнению дервишей, подобные представления отражают неспособность поверхностных
исследователей понять, что сами дервиши пользуются аналогиями.
Это сказание взято из
учения мастера Хамадани (умер в 1140 году), учителя великого Пасава из
Туркестана.
КОРОЛЬ, РЕШИВШИЙ СТАТЬ
ЩЕДРЫМ
Жил-был в Иране король.
Однажды он попросил дервиша рассказать какую-нибудь историю.
Дервиш начал так: "Ваше
величество, я расскажу вам историю о Хатим Тае, аравийском короле, который был
самым щедрым человеком от сотворения мира. И если вы сумеете стать таким же
щедрым, как он, вы воистину прославитесь, как величайший король на свете".
- Рассказывай, - произнес
король, - но знай: если твоя история придется мне не по душе, ты поплатишься
головой за то, что навлек тень сомнения на мою щедрость.
Король сказал так потому,
что при персидском дворе полагалось говорить монарху, что тот уже имеет все
самые высшие качества, какие только можно приобрести в мире в прошлом, настоящем
и будущем.
- Чтобы походить на Хатим
Тая, - продолжал дервиш, как ни в чем ни бывало (ибо дервишей не так-то просто
устрашить), - нужно и в буквальном смысле, и по духу превзойти щедростью всех
людей.
И дервиш рассказал такую
историю:
Один завистливый король,
правивший соседним с Аравией королевством, пожелал завладеть богатством,
деревнями, оазисами, верблюдами и солдатами Хатим Тая. Он послал к Хатиму гонцов
с таким посланием: "Ты должен добровольно сдаться мне, иначе я пойду на тебя
войной и разорю все твое царство, а тебя самого захвачу в плен".
Когда гонцы передали это
предупреждение, советники Хатим Тая предложили ему готовиться к войне.
- Все твои подданые, и
мужчины, и женщины, - все, кто способен держать в руках оружие, готовы сразиться
с врагом и, если надо, сложить головы на поле брани за своего любимого короля, -
сказали они.
Но Хатим, ко всеобщему
удивлению, ответил так:
- Я не желаю больше
возлагать на вас бремя своей власти и проливать ради себя вашу кровь. Лучше я
уступлю ему престол, ибо не годится щедрому жертвовать ради себя хотя бы одной
человеческой жизнью. Если вы по доброй воле сдадитесь на его милость, он
удовлетворится тем, что сделает вас своими подданными и обложит умеренной данью,
зато вы сохраните свои жизни и имущество. Но если вы окажете ему сопротивление,
он, в случае победы, по законам войны будет вправе всех вас истребить или
обратить в своих рабов.
Сказав это, Хатим Тай снял
с себя свои царские одежды и, взяв с собой только крепкий посох, отправился в
путь.
Добравшись до близлежащих
гор, он облюбовал себе там пещеру и погрузился в созерцание.
Многие аравийцы
прославляли бывшего правителя за его великую жертву, ибо для их спасения он не
пожалел ни своих богатств, ни трона. Но многие, и в особенности те, кто жаждал
славы на поле сражения, были весьма недовольны. "Откуда мы знаем, что он не
самый обыкновенный трус?!" - восклицали они в сердцах. Другие, не столь
отважные, вторили им: "Да, конечно, он спасал прежде всего свою собственную
жизнь и покинул нас на произвол судьбы, ведь чего можно ждать от чужого короля,
который, к тому же, столь вероломен и жесток, что не пощадил даже своих
ближайших соседей?" Были и такие, которые, не зная, чему верить, просто молчали,
ожидая, что время вынесет свой приговор.
Между тем вероломный
король вторгся во владения Хатим Тая и, не встречая на своем пути сопротивления,
захватил все его царство. Радуясь такой легкой победе, он не увеличил налогов,
которые взимал в свое время Хатим Тай за то, что правил народом и защищал
справедливость.
Итак, казалось бы, этот
король добился всего, что хотел: прибавил к своим владениям новое королевство,
удовлетворил свою алчность, - и, все-таки, он не находил покоя. Его шпионы то и
дело докладывали ему, что в народе говорят, будто бы своей победой он обязан
только щедрости Хатим Тая.
И вот однажды, не в силах
более сдерживать своего гнева, он воскликнул: "Я не стану истинным хозяином этой
страны до тех пор, пока не захвачу самого Хатим Тая. Пока он жив, мне не удастся
завоевать сердца этих людей. Ведь они только для вида признают меня своим
господином".
Тут же по всей стране был
оглашен королевский указ о том, что человек, который доставит во дворец Хатим
Тая, получит в награду пять тысяч золотых.
Хатим Тай в это время
по-прежнему находился в своем укрытии и, конечно, ни о чем не подозревал.
Как-то, сидя перед своей пещерой, он услыхал, будучи скрытым зарослями, разговор
старого дровосека со своей женой. "Дорогая, - говорил дровосек, - я намного
старше тебя, и если скоро умру, ты останешься одна с нашими маленькими детьми.
Вот если бы нам удалось поймать Хатим Тая, за которого новый правитель обещает
пять тысяч золотых, твое будущее и будущее наших детей было бы обеспечено".
- Как тебе не стыдно! - с
негодованием ответила женщина, - да лучше мне с детьми умереть голодной смертью,
чем запятнать себя кровью самого щедрого человека на свете, который ради нас
пожертвовал всем, что имел.
- Я тебя прекрасно
понимаю, но каждый человек думает прежде всего о своих интересах, а на мне лежит
забота о семье. И потом, все больше людей с каждым днем склоняется к мысли, что
Хатим просто струсил. Может быть, со временем они и будут искать всевозможные
доводы для его оправдания, но сейчас...
- Только из-за жадности к
деньгам ты решил, что Хатим - трус. Побольше таких умников, как ты, и окажется,
что его жизнь и вовсе не имела никакого смысла.
Тут Хатим вышел из своего
укрытия и, представ перед изумленными супругами, сказал, обращаясь к дровосеку:
"Я - Хатим Тай. Отведи меня к правителю и потребуй от него обещанную награду".
Его слова произвели на
старого человека такое сильное впечатление, что он, устыдившись своего
поведения, заплакал и сказал: "Нет, о великий Хатим, я не могу этого сделать".
- Если ты меня не
послушаешь, я сам явлюсь к королю и расскажу ему, что ты меня укрывал. Тогда
тебя казнят за измену.
Между тем люди,
разыскивающие в горах беглого короля, услыхали их спор и подошли к ним. Поняв,
что перед ними никто иной, как сам Хатим Тай, они схватили его и повели к
правителю. Позади всех плелся несчастный дровосек.
Представ перед королем,
каждый из толпы, стараясь перекричать остальных, заявлял, что именно он первым
схватил Хатима. Король же, ничего не понимая, смотрел то на одного, то на
другого, не зная, как поступить. Тогда Хатим попросил позволения говорить и
сказал: "О король, если ты хочешь решить это дело по справедливости, то выслушай
меня. Награды заслуживает только тот старик, а не эти люди. - И Хатим указал на
дровосека, стоявшего в стороне. - Выдай ему обещанные пять тысяч и поступай со
мной, как хочешь".
Тут дровосек вышел вперед
и рассказал королю о том, как Хатим ради спасения его семьи предложил себя в
жертву.
Король был так изумлен
услышанным рассказом, что тут же вернул Хатиму его трон, а сам возвратился назад
в свое царство и увел с собой армию.
Дервиш окончил рассказ и
замолчал.
- Отличная история,
дервиш! - воскликнул король иранский, позабыв о своей угрозе. - Из такой истории
можно извлечь пользу. Но для тебя она в любом случае бесполезна, ведь ты ничего
не ждешь от этой жизни и ничем не владеешь. Другое дело я. Я король и я богат.
Аравийские правители, питающиеся вареными ящерицами, не могут сравниться с
персидскими, когда речь идет об истинной щедрости. Меня осенила счастливая
мысль, но не будем тратить время на болтовню, к делу!
И король тут же велел
призвать к себе выдающихся архитекторов и строителей; когда же они предстали
перед ним, коленопреклоненные, он велел им выстроить на широкой городской
площади дворец с сорока окнами, чтобы в нем размещалась огромная казна для
золотых монет.
Спустя некоторое время
такой дворец был выстроен. Король приказал заполнить размещавшуюся в нем казну
золотыми монетами. Со всей страны в столицу согнали множество людей, верблюдов и
слонов, которые в течение нескольких месяцев перевозили золото из старой казны в
новую. Наконец, когда работы были окончены, глашатаи объявили королевский указ:
"Слушайте все! По воле царя царей, фонтана щедрости, выстроен дворец с сорока
окнами. С этого дня Его Величество через эти окна собственноручно будет
раздавать золото всем нуждающимся. Спешите все ко дворцу!"
Итак, ко дворцу потекли,
что вполне естественно, бесчисленные толпы народа. Изо дня в день король
появлялся в одном из сорока окон и одаривал каждого просителя золотой монетой.
И вот однажды, раздавая
милостыню, король обратил внимание на одного дервиша, который каждый день
подходил к окну, получал свою золотую монету и уходил.
Поначалу монарх решил, что
дервиш берет золото для какого-нибудь бедняка, который не в состоянии придти за
милостыней сам. Затем, увидев его снова, он подумал: "Может быть, он следует
дервишскому принципу тайной щедрости и одаривает золотом других". И так каждый
день, завидев дервиша, он придумывал ему какое-нибудь оправдание. Но когда
дервиш пришел в сорок первый раз, терпению короля пришел конец. Схватив его за
руку, монарх в страшном гневе закричал: "Наглое ничтожество! Сорок дней ты
ходишь сюда, но еще ни разу не поклонился мне, даже не произнес ни одного
благодарственного слова. Хоть бы улыбка однажды озарила твое постное лицо. Ты
что же, копишь эти деньги или даешь их в рост? Ты только позоришь высокую
репутацию заплатанного одеяния!"
Только король умолк,
дервиш достал из рукава сорок золотых монет, которые он получил за сорок дней и,
швырнув их на землю, сказал:
- Знай, о король Ирана,
что щедрость только тогда воистину щедрость, когда проявляющий ее соблюдает три
условия.
Первое условие - давать,
не думая о своей щедрости.
Второе условие - быть
терпеливым.
И третье - не питать в
душе подозрений.
Этот король так никогда и
не стал по-настоящему щедрым. Щедрость для него была связана с его собственными
представлениями о "щедрости", и он стремился к ней только потому, что хотел
прославиться среди людей.
Эта традиционная история,
известная читателям из классического произведения на урду "Истории четырех
дервишей", кратко иллюстрирует весьма важные суфийские учения.
Соперничество без основных
качеств, подкрепляющих это соперничество, ни к чему не приводит. Щедрость не
может быть развита в человеке до тех пор, пока другие добродетели так же не
будут развиты.
Некоторые люди не могут
учиться даже после того, как перед ними обнажили учение. Последнее
продемонстрировано в сказании первым и вторым дервишами.
|
